Значит, Фелдин Маас и его чужеземные банкиры собираются убить принца.

– Что ж, – вздохнула Клара. – Вот и конец моему миротворчеству.

Китрин

Ветер грохотал ставнями и свистел в окнах, утреннее солнце светило невыносимо ярко. От мира тошнило. Китрин перевернулась на бок, прижав руку к горлу. Вставать, а уж тем более идти на главный рынок категорически не хотелось: она умрет при первой же попытке поднять голову.

Откуда-то из глубины памяти всплыла мысль, что оставаться дома нельзя. Нужно идти в кофейню, потому что…

Потому что…

Китрин пробормотала ругательство и тут же, не открывая глаз, медленно повторила его громче, растягивая звуки. Назначена встреча. Представитель гильдии кожевников явится поговорить о страховке кораблей на следующее плавание. Считаные дни, не больше полумесяца – и трижды проклятые корабли уйдут в море, пока не кончилась навигация. Обогнут побережье, причалят в северных портах, заключат сделки, потом встанут на зимовку дожидаться, когда суда из Дальней Сирамиды пристанут к Наринландии и все начнется сначала. И будет повторяться вновь и вновь, год за годом, до скончания века, совершенно независимо от того, встанет Китрин или нет.

Она приподнялась на постели. Вокруг царил беспорядок, на полу валялись бутылки и пустые бурдюки. Очередной порыв ветра хлестнул в окна, воздух в комнате дрогнул; к горлу Китрин вновь подкатила тошнота. Девушка медленно встала и прошлась по комнате в поисках хоть какого-нибудь платья, не пропахшего потом; заодно обнаружилось, что ночью она опрокинула ночную посудину – лужица холодной мочи угрожала оставить пятно на деревянном полу. Из относительно чистой одежды остались только штаны и грубая рубаха, в которых Китрин изображала погонщика Тага в караване. Для задуманного вполне сойдет. Завалявшиеся в кошеле полдесятка монет перекочевали в карман штанов.

К тому времени как Китрин спустилась по лестнице, в голове слегка прояснилось. Она шагнула на улицу и тут же через соседнюю дверь вошла в банк.

– Жук! – позвала она, и паренек-тимзин с готовностью вскочил.

– Магистра Китрин, – затараторил он. – Капитан Вестер и Ярдем ушли за деньгами в пивоварню, что за северной стеной, и к двум мясникам в соляном квартале. Барт и Коризен Маут тоже с ними. Энен спит в задней комнате после ночной стражи, Ахариэль пошел за колбасой, сейчас вернется.

– Мне нужно отправить тебя с поручением, – заявила Китрин. – Ступай в кофейню, отыщи человека из кожевенной гильдии и передай, что я не приду. Скажи, заболела.

Внутренние веки тимзина нервно дернулись.

– Капитан Вестер велел мне быть здесь, – возразил он. – Энен спит, и нужен кто-то на случай…

– Я посторожу, пока кто-нибудь не вернется. Чувствую себя неважно, но крик поднять смогу.

Жук в нерешительности потоптался на месте, и Китрин вышла из себя.

– Вестер у меня на жалованье, – заявила она. – И ты тоже. Так что ступай.

– С-слушаюсь, магистра.

Парнишка выскочил на улицу, Китрин проследила за ним от дверей: стрелой пролетев по улице, он обогнул повозку со свежей рыбой, свернул за угол и исчез. Китрин медленно досчитала до десяти – на случай, если Жук вздумает вернуться. Не вернулся. Девушка шагнула на улицу и закрыла за собой дверь. К харчевне пришлось идти против ветра, который бросал в лицо пыль вместе с соломой.

– Доброе утро, магистра, – кивнул ей хозяин, пока глаза Китрин привыкали к полумраку. – Опять к нам?

– Именно, – пробормотала девушка, вытягивая из кармана серебряные монеты. – Вот. Дайте на все.

Хозяин, взяв монеты, взвесил их в руке.

– Да ваши парни, похоже, бездонные, – добродушно заметил он.

– Это не для них, – усмехнулась Китрин. – Для меня.

Хозяин захохотал. Такой способ лгать Китрин обнаружила совсем недавно: говорить чистую правду так, чтобы ее приняли за шутку. «Вино не для них, для меня, – повторила она сама себе. – Может, зимой меня посадят в колодки. А может, и нет. И какая разница, что я сейчас делаю».

Хозяин вернулся с двумя темными бутылками вина и небольшим бочонком пива. Зажав бочонок под мышкой, Китрин взяла в обе руки по бутылке; хозяин распахнул перед ней дверь. Ветер на улице теперь дул в спину, подталкивая ее к дому. Над головой простиралось голубое небо, подернутое тонкой дымкой высоких облаков, в воздухе носился запах дождя. Осень в Порте-Оливе славится дурной погодой, а лето на исходе, мелкие дожди никого не удивляют.

В главный зал банка Китрин возвращаться не стала, а сразу прошла к себе. Подниматься по лестнице с бочонком под мышкой было неудобно, на самом верху она ударилась локтем о стену – даже пальцы задрожали, но бутылку она не выпустила.

О луже на полу она успела забыть, но теперь ей хватило сил открыть окно и выплеснуть содержимое ночной посудины в проулок. Остаток лужи она вытерла грязной нижней рубашкой, которую тоже потом швырнула в окно. Завтракать не хотелось, хотя после вчерашней жесткой колбасы с коркой хлеба она ничего не ела. Скинув сапоги Тага-погонщика, Китрин откупорила винную бутылку и легла на постель, опершись спиной на изголовье.

Вино было непривычно сладким, но вполне крепким. Желудок было затрепыхался, как рыба на огне, пришлось потягивать вино мелкими глотками. Дернулся висок, предвещая головную боль. Ветер за окном смолк, в наступившей тишине стали слышны голоса двух стражников-куртадамов. Женщина – Энен – засмеялась.

По жилам побежало тепло. Китрин отхлебнула из горлышка последний глоток вина и поставила бутылку на пол. Мозг затопило уютной убаюкивающей тьмой, ветер выл откуда-то издалека, мысли вспыхивали и путались, свиваясь в непредсказуемые, невозможные узоры.

Ей пригрезилось, будто магистр Иманиэль оставил что-то капитану Вестеру. Кажется, что-то связанное с ванайскими каналами и их выходом к причалам Порте-Оливы, но одновременно с травами и специями, упакованными в снег. Минуя границу между явью и дремой, а потом между дремой и сном, мысли мало-помалу слились с тьмой. Время замерло – и потекло своим чередом лишь тогда, когда вдалеке взорвались и погасли гневные голоса.

– Вставай.

Китрин с трудом разлепила веки. В дверях, скрестив руки на груди, стоял капитан Вестер. За окном царили пасмурные сумерки.

– Вылезай из постели, – повторил капитан. – Немедленно.

– Уйдите, – пробормотала Китрин.

– Я сказал – вылезай из постели!

Китрин приподнялась на руке. Комната качнулась.

– Зачем?

– Ты пропустила пять встреч, – рявкнул Маркус. – В городе начнут судачить, и тебе конец. Поэтому вставай и принимайся за дело.

Китрин уставилась на капитана, раскрыв рот от удивления.

– Никаких дел нет, – зло бросила она. – И не будет. Все кончено. И со мной тоже. У меня был шанс, я проиграла.

– Я виделся с Кахуаром Эмом. Он не стоит таких страданий. А теперь…

– Кахуар? На что он мне сдался? – выпалила Китрин, садясь на постели. Она не помнила, как пролила вино на рубаху, теперь ткань прилипла к коже и засохла. – Я пыталась добиться контракта и проиграла. На волосок от победы… Упустила. Проиграла.

– Проиграла?

Китрин обвела руками комнату, город, весь мир – подтверждая очевидное. Вестер подступил ближе. В полумраке его глаза блестели, как речные камни, крепко сжатые челюсти казались железными.

– Ты видела, как твои жена и дочь сгорают в огне рядом с тобой? Сгорают из-за тебя? – спросил он. Китрин не ответила; он кивнул. – Значит, все не так страшно. Ты жива. Есть дела, которыми надо заняться. Так вставай и занимайся.

– Мне нельзя. Комме Медеан прислал письмо. Мне запрещено заключать сделки от его имени.

– И поэтому от его имени ты лежишь пластом и жалко мяучишь? Он оценит. Вставай с постели.

Китрин легла обратно и подтащила подушку к груди. От подушки воняло, но Китрин вцепилась в нее обеими руками.

– Вы мной не командуете, капитан, – Китрин язвительно подчеркнула последнее слово. – Я вам плачу и отдаю приказы. Уходите.